– Не оправдывай свою гордость, – прошептала я, пораженная его словами. Я тоже была виновата. Тоже возводила эту стену.

Мы оба несли на своих плечах эту ношу.

– Бояться за любимого человека – это гордость? – его глаза блестели, словно их заволокло слезами – слезами, которые никогда не должны были пролиться. – Что я должен был делать? Что?!

– Сказать мне, Даня. Не молчать. Не думать, что только ты можешь решить наши проблемы.

– А что должен делать сейчас? – вена на его шее натянулась еще сильнее.

– Можешь уйти – как и всегда.

– Можешь не замечать – как и всегда.

Мы стояли очень близко и жадно вглядывались в лица друг друга. Я не знала, что хочу сделать больше – крепко обнять его или оттолкнуть. Воздух вокруг нас был наэлектризован настолько, что, казалось, еще немного, и появятся молнии и осветят нас, прежде чем ударить прямо в сердца.

– Не замечать? – горько спросила я, впиваясь ногтями в ладони, чтобы снова не появились слезы. – Что ты несешь, Даня? Я всегда думала о тебе. С детства. Ты был единственным человеком, который всегда был рядом. А потом бросил меня.

– Но я не бросал! – горячо возразил он и замолчал на мгновение, чтобы продолжить тихим тревожным голосом: – Я просто не хотел навязываться. Не хотел быть обузой. Не хотел, чтобы ты видела во мне ребенка. Однако даже когда я отдалился, тебе было все равно. И я любил тебя на расстоянии.

Возможно, мы оба были правы, а возможно, оба ошибались. Но сегодня мы впервые говорили об этом серьезно.

– Ты любил меня, но целовал других. – Вереница его девчонок промелькнула у меня в голове.

– А ты? – вопросом на вопрос ответил Матвеев.

– И я, – призналась я. – Но мой первый поцелуй был с тобой. А твой…

– С тобой, – перебил меня он и слабо улыбнулся. Как будто бы улыбка могла спасти его. – Помнишь, в классе восьмом, когда мы на Новый год взяли шампанское и убежали в нашу квартиру, а потом вместе заснули? Ты спала, и я поцеловал тебя. Но ты так и не проснулась.

3.3

Слова Матвеева безумно удивили меня. А ставший на мгновение теплым – будто освещенным солнцем – взгляд поразил. Будто бы это было одно из лучших его воспоминаний. Но солнце, скрывающееся за его длинными ресницами, почти сразу померкло.

– Что?

– Прости, я не мог удержаться. Быть такой красивой – преступление, не думала об этом?

Даня хотел коснуться моих волос, но я не позволила – отшатнулась, зная, как больно ему станет от этого. Он медленно опустил руку.

– Не переводи тему. Потом ты целовал ее, – я не спрашивала, я утверждала. И он понял, что я имею в виду Каролину.

– Да, – на мгновение отвел взгляд Даня, а потом снова заглянул в мое лицо и едва заметно вздрогнул. Наверное, увидел в моих глазах осколки былого рассвета.

– Сколько раз?

– Один. Около суши-бара. Ты видела.

– Понравилось?

– Нет. – Он сжал зубы – так, что на выступающих скулах снова появились желваки.

– Вообще-то, вы целовались дважды. Первый раз – в школе, на той паршивой вписке. Что еще было между вами? – спросила я, пытаясь скрыть страх.

– Больше ничего. Однажды она была пьяна и приставала ко мне, но я ушел. Правда, Даша. Ничего не было, – заглянул он мне в глаза.

– Как думаешь, почему Каролина приставала к тебе? – с яростью спросила я. – Может быть, потому что ты нравишься этой стерве? Пойми уже это, наконец!

Даня молчал – кажется, растерялся.

– Значит, ты не изменял мне с ней?

– Нет же! Нет! – выкрикнул он. – Как ты вообще могла подумать об этом, Сергеева? Я неидеален. Но, по-твоему, я настолько отвратителен?

– Ты сам сказал мне, что спал с ней! – жарко возразила я, и от воспоминания о той нашей встрече рядом с языковым центром на меня нахлынула волна ужаса – пережитого, но незабытого.

– Я просто хотел тебя защитить. Выполнял условие сделки. Я не собирался делать вид, что встречаюсь с Каролиной – этого захотел Савицкий. Отбитая мразь, – прошипел сквозь зубы Даня.

– Знаешь, что меня больше всего раздражает? – спросила я с горечью. – То, что ты веришь ей. Каролине Серебряковой. Она играет тобой. Манипулирует. Заставляет делать то, что хочется делать ей.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурился Даня.

– Это тянется еще со школы. Ты разве не понял? Притворяясь твоим другом, Каролина управляет тобой. Ты так часто говорил о том, что прислал мне некое сообщение, в котором предлагал встречаться, а я ответила так, что ты решил, будто я посылаю тебя. Ты никогда не думал, что я просто не получала этого сообщения? Что после того, как выйти от тебя, Каролина встретилась со мной и удалила его? Да, глупо вспоминать об этом сейчас – тогда мы были сущими детьми, и времени уже прошло много. Но это был не единственный раз, когда она делала все, чтобы оттолкнуть тебя от меня. Она влюблена в тебя, Матвеев! Поэтому и не отходит от тебя столько лет ни на шаг. Объявила, что вы – друзья, а ты и поверил. Дурак! – я ударила его по крепкому плечу, но он даже не вздрогнул. – Серебрякова и Савицкий наверняка действуют вместе! Они сговорились и обманули тебя. А ты… Как ты дал себя обмануть, Матвеев? Как повелся на это? Как? Как, скажи?

Я несколько раз ударила его по плечам ладонями и, разрыдавшись, уткнулась ему в грудь. А Даня обнял меня.

– Прости меня. Прости, Даша, – шептал он в отчаянии.

– Ты не должен был… соглашаться. Не должен был. Не должен… И это я – получается, это я во всем виновата, – плакала я, цепляясь руками за его шею. – Ты ведь из-за меня… – договорить не удалось – слезы душили, и слова терялись.

Может быть, я должна была кричать на него и бить по лицу – из-за его гордости мы оба страдали.

Может быть, должна была простить – он делал все это ради меня.

Но я просто плакала, не отпуская ни на миг. Чувствуя едва уловимый, но такой родной запах хвои и горьких трав. Наслаждаясь теплом его тела – горячего и сильного.

Стало ли мне легче, когда я поняла, что Даня мне не изменял? Да, стало. И от осознания того, что он все еще любит меня, в душе что-то переверачивалось.

Но я не могла принять то, что он ничего мне не рассказал. Оставил в полном неведении, боясь показаться в моих глазах слабым.

Матвеев доверился не мне, человеку, который самозабвенно любил его и принял бы любым, а Каролине и Владу, которые его использовали! Серебрякова – отличный психолог. И она точно знала, на какие точки в его душе можно надавить. Знала с того самого момента, как появилась в нашем классе и стала приносить ему японские сладости, которые привозил ей отец.

Прекрасно понимая, что он безумно ценит дружбу, Каролина много лет эксплуатировала образ его друга. Понимая, что он эмоционален, скор на решения и очень горд, она с помощью своего бывшего дружка загнала его в ловушку, выставив себя невинной овечкой. Серебрякова делала все, чтобы мой Даня стал ее Даном. А он не хотел этого осознавать – друг же! И просто молчал.

Я отстранилась от Дани и снова забралась на подоконник, прижимаясь спиной к холодному стеклу. Он же опустился рядом, вытянув одну ногу, а вторую согнув и обхватив руками.

Мы сидели друг напротив друга на широком подоконнике и смотрели на ночной город, мерцающий огнями, словно звездное небо сентября. То самое, на которое мы любовались в лесу. Я не знала, что делать. И просто смотрела сквозь стекло. Где-то вдалеке, за высотками, появилось облако, которое напомнило силуэты двух людей, держащихся за руки. У одного из них были крылья – как у ангела.

– Ты ненавидишь меня? – нарушил бархатную тишину Даня. От звуков его голоса я вздрогнула, оторвала взгляд от облака и покачала головой.

– Любишь? – осторожно спросил он.

Я не знала, что ответить. Просто смотрела на него, как зачарованная, и именно в этот момент осознала две простых истины.

Истина первая. Я люблю этого человека – по-настоящему. Он – моя первая и последняя любовь. Такая, которая на всю жизнь. Такая, от которой дух захватывает. Такая, которой нипочем любые страхи.