– Дан, ты еще здесь?

– Здесь.

– Скажи, я должна знать. Для меня это безумно важно. Мы останемся друзьями? – задала она идиотский вопрос.

– А как ты думаешь? – поинтересовался я.

– Дан… Прости. Пожалуйста.

– И, Каролина, не предлагай себя всем. Ты ведь не такая. Была не такой.

На этом я сбросил вызов.

Я ехал в университет, как на плаху. Обреченный, на четверть убитый. С каждой минутой огонь в груди становился все жарче и жарче, грозя спалить и сердце, и душу. Как назло, даже пробок толком не было, и всюду горел зеленый свет. Я делал все, чтобы замедлить приближение встречи с Дашкой, но получалось плохо. Знал, что надо позвонить заранее, но не мог заставить себя сделать это – боялся, что не выдержу, расскажу ей все как есть. А это было для меня слишком большой, непозволительной роскошью. Я неустанно напоминал себе, что на кону стоит ее безопасность.

Что может быть важнее?

Когда я был уже неподалёку от университета, разразилась гроза. По-осеннему хмурая, без майской удали и июньской свежести. Удушающая, зловещая. Неминуемая.

На парковке я встретился с тем самым парнем, который следил за Дашкой, заплатил ему и спросил, не было ли чего странного.

– Все спокойно, чувак, – ответил он. – Вообще не понял, зачем ты просил за девочкой присматривать. Может, Алан тебя припугнул просто?

– Нет, – покачал я головой, смотря на корпус, в котором учились переводчики. Окна аудитории, в которой сейчас занималась Дашка, выходили на другую сторону.

– Ну смотри, если еще понадоблюсь – звони, – отозвался приятель и вышел из моей машины. Через пару минут я тоже покинул ее и направился к корпусу. Дождь и ветер хлестали по лицу. Будто заранее наказывали.

Дашке я позвонил сразу после того, как у нее закончилась четвертая пара – знал ее расписание наизусть. Чего мне только стоило решиться на этот звонок – сердце едва не выпрыгнуло из груди, когда я услышал ее голос – обеспокоенный и чуточку обиженный. До безумия родной.

– Я приехал. Встретимся у тебя в корпусе? – сходу предложил я.

– Давай, – осторожно согласилась Дашка. И я готов был поклясться, по моему голосу она уже что-то поняла.

– В холле рядом с языковым центром. Идет?

– Идет.

– Тогда через пять минут буду.

– Дань, а что случилось?.. – спросила она, но я резко отключился.

Дашка пришла быстро, а я стоял в стороне, за дверью, ведущей на лестницу, и смотрел на нее. Боялся – как последний трус.

Я не хотел ее бросать.

Не хотел от нее отказываться.

Я не мог.

И все-таки покинул свое убежище. Огонь в груди трещал и искрился.

Дашка увидела меня издалека, тотчас вскочила с диванчика и бросилась ко мне. В ее глазах было столько нежности, что я пошатнулся. А когда она меня обняла, я понял, что окончательно пропал. Мне хотелось прижать ее к себе, привычно запустить пальцы в волосы, поцеловать, но я не мог. Я не имел на это права, черт возьми!

На секунду, все же не выдержав, я обнял Дашку в ответ – осторожно, словно она была чужой. А потом отстранился, удерживая за плечо, чтобы сохранить между нами дистанцию.

– Дань, что такое? – испуганно спросила Дашка.

– Нам нужно поговорить. Садись, – сказал я. Сам не знаю, откуда во мне появилось столько обреченного спокойствия.

Мы опустились на диван. Она молчала, глядя на меня большими встревоженными глазами, а я не мог начать разговор.

2.42

– Даня, мне страшно. Что случилось? Почему у тебя такой вид? Почему ты мне не писал и не звонил? Скажи мне, почему? Я даже спать спокойно не могла – только о тебе думала. А ты пропал. Тебя что, заставляли сидеть на твоей конференции сутками? Почему ты себя так ведешь? Я сделала что-то не то или… ты сделал?

Я увидел, как она стиснула ладони, и выдохнул.

Прости меня, Даша – это все, о чем я тогда думал, находясь на плахе из собственных ошибок и слов.

– Ты ничего не сделала. Во всем виноват только я.

– В чем? – спросила она.

Прости меня, Даша.

– Нам надо расстаться. – Приговор привели в действие. И меня не стало. В ту минуту я перестал жить.

Прости меня, Даша. Пожалуйста.

– Что?..

Ее зрачки расширились от ужаса. Щеки побледнели. Голос охрип.

Когда внезапно – всегда больнее. Когда на полпути – всегда острее.

Я отлично знал это. Я делал это специально, проклиная себя.

Сначала она думала, что я шучу, потом разозлилась – схватила меня за ворот бомбера. А потом я увидел в ее глазах то, чего так боялся. Разочарование. Ненависть. Презрение.

Ее взгляд резал как по живому. А огонь в груди так распалился, что сжирал меня заживо. Я сам стал огнем. Сгорал за нас двоих.

Дашка хотела знать почему. Из-за чего я бросаю ее. Для чего. И я врал ей.

– Ты – славная. Я думал, до последнего думал, что люблю тебя. Но все оказалось иначе. Прости. Я ненавижу себя за то, что сделал, не меньше, чем меня ненавидишь ты. Но… я эгоист, Даша. Я хочу быть счастливым. Я не могу без нее. Это как ломка, понимаешь? Я не могу отказаться от человека, которого люблю.

Я не могу отказаться от тебя, Даша.

Она все так же держала меня за ворот, а я, не выдержав, все же обнял ее и поцеловал в макушку – напоследок. Чтобы запомнить навсегда.

– Я так виноват перед тобой, Дашка. Прости меня.

Я повторю это еще тысячу раз, но ты не услышишь.

Я отпустил ее, убрав ее руки и встал. Зачем-то заправил выбившуюся прядь ее чудесных волос за ухо – как раньше.

Надо было улыбнуться ей – последний раз. А я не смог.

Прости, хорошо?

– Будь счастливой, ладно? – сказал я и ушел, хоть и она просила меня остаться, снова вцепившись в край бомбера.

Я позорно сбежал. Оставил свое солнце в одиночестве. И света в душе стало так мало, что мне казалось – я больше не живой.

Нас нет, и меня нет.

Вместо того чтобы выйти на улицу, сесть в машину и гнать по дорогам, пропитанным дождевой водой, я завернул за угол и снова остановился за дверью, ведущей на лестницу. Прислонился к стене, закрыв глаза, и несколько раз ударил себя по груди кулаком.

Я это сделал. Я бросил ее. Защитил.

Спустя минуту или две Дашка пробежала мимо меня. Она не заметила меня, зато я отлично видел отчаяние, оставившее на ее хорошеньком лице свой след. Видел слезы, которых боялся. Видел потухший взгляд.

Это сводило с ума. Вонзало в грудь гвозди. И я сам себя хотел закидать камнями.

Она бежала изо всех сил – подозреваю, за мной, а я провожал ее взглядом. Ведь больше я ничего не мог сделать. Вспоминал только, как вытирал ей слезы, как поправлял ей волосы, как целовал в последний раз. В какой-то момент я почти сломался – решил догнать ее и рассказать обо всем. Решил успокоить и сказать, что все хорошо. Что я решу любые проблемы.

Как сумасшедший я помчался за Дашкой. Едва не сбил кого-то в коридоре, слетел с лестницы, пересек вестибюль на первом этаже и увидел, как она выбегает на улицу. Я бросился следом, под стену ливня, сам не зная, что делаю, и пульс просто зашкаливал.

Я хотел догнать ее. Обнять. Успокоить. Попросить прощения.

Наконец сказать, что люблю ее.

Что все исправлю.

Я бежал за Дашкой под ледяным дождем и хлестким ветром, но она была слишком далеко – мчалась к парковке.

Яркая молния расчеркнула небо надвое – так, что казалось, оно сейчас расколется и точно рухнет на наши головы, обнажив далекие звезды.

– Даша! – в отчаянии крикнул я, но мой голос заглушил свирепый раскат грома.

Дашка остановилась вдруг – сначала я даже обрадовался, что она все же услышала меня. А в следующее мгновение она рухнула на асфальт, и осталась лежать без единого движения.

Не помню точно, что я почувствовал в тот момент.

– Дашка! – сорвался с губ то ли шепот, то ли хрип.

Внутри все оцепенело от дикого страха, отчаяния, боли, но тело не останавливалось – я добежал до Даши и упал на колени рядом, пытаясь понять, что с ней. Дождь холодил кожу, заливал лицо, попадал в глаза, но мне было плевать. Первым делом проверил пульс на сонной артерии и дыхание. Пульс был частым, а дыхание – горячим. Да и сама Дашка буквально горела – у нее явно была температура.